Страницы:   1  2  3  4

Апрель сорок четвертого

Господин Великий Новгород, как называли его в старину, встретил угрюмой тишиной разрушенных улиц, домов, православных храмов. Закопченные обломки стен с черными глазницами окон с укором смотрели на них и на подернутый слабой и пятнистой снежной пеленой безрадостный пейзаж. Затихли все разговоры в строю, подразделения шли молча, как по кладбищу...

Думали и том, что уже недалек час, когда придется начинать восстанавливать и отстраивать заново наши города и веси, в том числе исторические здания и величественные постройки, как тот же Новгородский кремль. Ни злости на оккупантов, ни собственной вины, что допустили врагов до разрушения советских земель и русских святынь, не ощущали. Это придет позже. Они просто шли, устало горбатя спины под лямками вещмешков и ремнями винтовок. Шли по Лужскому шоссе на юго-запад, как вьючные кони — с оружием, боеприпасами, инструментом и вдобавок с лыжами, которые казались насмешкой на хлюпающем грязью большаке.

В боевом приказе обозначили захват сёл Высково и Зашибье с последующим продвижением в сторону Бловно. А чтобы комдив Маторин не досаждал своими постоянными просьбами об армейской поддержке наземными и воздушными средствами, его дивизии передали два артиллерийских дивизиона, танковую роту и батальон инженерной бригады.

Как ни устал, как ни намаялся Маторин во время марша по раскисшей дороге, а всё одно надо идти на спешно оборудованный наблюдательный пункт, осмотреть позиции и попытаться понять, что тут понастроили фрицы. Оба села старинные, зажиточные, с крепкими домами и постройками, некоторые из красного кирпича, где наверняка немцы укрепились основательно, пристреляли сектор обзора.

Первая атака сорвалась. Командир полка Мамедов действовал нерешительно, роты тут же залегли, а немцы словно этого ждали, принялись прицельно долбить из минометов. Потери росли. Пришлось перенести огонь всех батарей на этот участок фронта, чтобы спасти полк.

— Выводи людей из-под обстрела! — требовал Маторин. — Немедленно выводи! Ближе к немцам жмись!.. — кричал он в трубку. Мамедов в ответ материл дивизионную артиллерию, которая бьет мимо целей, и в атаку людей поднимать, похоже, не спешил. Или не мог.

«Погоди, я тебя поучу завтра. Как следует поучу!..» — про себя грозил комдив Мамедову. В сердцах представлял, как заставит щеголеватого майора, имитируя учения, бегать с винтовкой наперевес по грязному полю, а затем отправит в кадры с убийственной характеристикой.

На левом фланге, где атаковал полк Винченко, немцы открыли плотный заградительный огонь из минометов и пулеметов, но один из батальонов сумел прорваться и овладеть частью Зашибья. Винченко начинал в дивизии командиром взвода, за короткий срок отличился не единожды, выказывая характер, сообразительность и неуемную энергию, что передавалось и подчиненным. Случай с расстрелом Глазырина подпортил его репутацию среди офицеров, а солдаты, наоборот, хвалили: мол, тут в окопах все равны, все под одним небом ходим.

Маторин пробрался в наблюдательный пункт 17-го полка. Смотреть со стороны за действиями и решениями Мамедова терпения уже не оставалось. Вместе с полковником Казолевым и радистом перебазировался на окраину села, чтобы поддержать батальоны и дать более точные указания артиллерии. В селе полк закрепиться не успел. Немцы яро поднялись в контратаку, а когда она захлебнулась — пустили огнеметчиков, от дома к дому... Западный ветер погнал пламя в сторону батальонов Винченко. Пришлось уводить бойцов с окраины Зашибья.

В подернутом снегом Высково с трудом закрепился полк Игумнова. Немцы сюда подтянули резервные батальоны и танки. Бой, с небольшими затишьями, продолжался всю ночь, но к утру пришлось оставить и это село, понеся большие потери. Не помогла и танковая рота, хотя израсходовала весь бое-запас.

— Умеют гады воевать. Факт...— мрачновато подвел итог наступления Назаров. — С наскока не одолеть. Перебрасывают резервы оперативно.

— А всё же Высково придется брать, хоть умри, — с той же мрачностью, но твердо ответил Маторин. — Даю день на подготовку. Мамедова пока заменить некем: майор Титов убит, Засадский ранен, вроде бы легко. Но замену нужно искать, срочно...

Стали прикидывать, куда можно скрытно подтянуть полковую артиллерию. Решили организовать видимость атаки по фронту, но главный упор сделать на правый фланг Винченко и надежно атаковать из перелеска, что справа от села. Туда же перебросить два-три танка для поддержки этой атаки.

Во время подготовки к наступлению приехал в санях командир корпуса Савельев. С порога начал про неудавшееся наступление. Укорял. Оправдываться не хотелось, пришлось принять выговор молча и заверить, что через сутки оба села будут отбиты у противника.

— Иначе у меня будут большие неприятности, — словно пожаловался генерал Савельев.

В отличие от других командиров корпусов Савельев был известен в войсках тем, что, как правило, не приказывал, а мягко настаивал, просил и чуть ли не уговаривал комдивов выполнять намеченное свыше. И практически не влезал в дела командования дивизиями. Большинство комдивов молчаливо считали, что это всё же лучше, чем напряженные, с обязательной явкой, ночные оперативные совещания на командных пунктах, у карт, с теоретическими постановками боевых задач, которые на практике могут в момент меняться в зависимости от действий противника, его скрытного маневрирования, погоды и других обстоятельств. Да еще и нередкая генеральская бравада на таких собраниях...

Штабы и командиры подразделений готовились к повторной атаке. Артиллеристы тягали ящики со снарядами, определяли сектора обстрела и цели. Все шло по отработанной схеме. Маторин, измотанный за предыдущие сутки, решил прилечь в блиндаже, дав указания начальнику оперативного управления, шифровальщику и радисту, чтоб они находились на подхвате.

Придремал хорошо. Что-то довоенное, пышное, как сладкая вата, снилось ему, когда в блиндаж, срывая брезент у входа, ворвался запыхавшийся Шуляков.

— Немцы отходят! — прохрипел он пересохшим горлом. Схватил протянутый ординарцем котелок с водой. — Ей-богу отходят...

Вышли вдвоем на НП. С вражеской стороны редко взлетали осветительные ракеты, оттуда уже почти не строчили, как прошлой ночью, пулеметы.

— Похоже, правда отходят, — спокойно констатировал Маторин.

— Я послал... группу... к переднему краю. Чтоб поточнее выяснили... вот-вот прибудут, — будто глотал застрявшие в горле комки Шуляков. — Но нутром чую, что отползают они. Организованно, по-тихому, оставляя заслоны. Такая вот интуиция...

Решение пришло мгновенно, как бывало не раз: нужно атаковать стремительно, без артподготовки, шума и крика. Маторин распределил старших офицеров в стрелковые подразделения «для активности». Назначил время доклада о готовности. Первым вышел на связь подполковник Назаров, доложил, что майор Мамедов отказался вести полк под расстрел без артподготовки.

— Принимай командование на себя, Павел Игоревич. Мамедова к особистам...

Понятное дело, принимать командование полком вот так, с разбегу — дело нешуточное, но переигрывать ничего нельзя. Через пять минут снова на проводе Назаров: «Мамедов просит оставить его в прежней должности, пересмотреть решение. Уверяет, что батальоны рвутся в бой».

Атаку начали по сигналу ракеты. Прикрытие уничтожили стремительно. По намеченным заранее пунктам в глубине обороны слаженно ударила дивизионная артиллерия. Маторин отозвал из атакующих подразделений старших офицеров. Полк Игумнова успешно продвигался вперед, выбил противника с железнодорожной станции Заргош.

С утра в освобожденном поселке взялись за работу саперы. Немцы минировали не только дороги. В дивизии многие помнили, как в Андреевке, в казарме под ящиками с продуктами были заложены мины. Пострадали бойцы двух подразделений. «Самые жадные...» — зло шутили солдаты.

Едва Маторин успел выслушать подробные доклады, как появился генерал Савельев. Он тут же обнял комдива, не скупясь на какие-то «штатские», ласковые слова, которые никак не вязались с его генеральскими погонами. Искренняя радость высвечивалась на его крупном, пухловатом лице.

Когда восторг угас и выпили раз и другой за конкретную удачную стремительную операцию и будущую всеобщую победу, Маторин напомнил командиру корпуса, что необходимо срочно озаботиться тыловым обеспечением, что нет подвоза снарядов.

— Нужно продолжить преследование противника в направлении Пскова, — в заключение определил комдив насущную задачу вверенных ему частей.

— Да, да, продолжайте наступать, считаю это правильным, — легко согласился Савельев. Но тут же заметно поскучнел, будто озаботился чем-то не слишком желательным. — Еще раз поздравляю. Я тороплюсь с докладом к командующему...

Чем в очередной раз очень удивил полковника Маторина.

Капитан Чижов

Дивизия двигалась вслед за немецкими батальонами, не давая им закрепиться. Когда подразделения растягиваются на десятки километров, связь — важнейшее дело, что хорошо знал полковник Маторин. Он не раз вспоминал начальника связи Карпенко, получившего в боях под Глинкой тяжелое ранение. Приходили новые офицеры, старательные, ловкие, но плохая техническая подготовка проглядывала сразу. Без Карпенко дивизия словно оглохла на одно ухо.

Капитан Чижов появился на дивизионном НП неожиданно. Небольшого роста, сухопарый, на щеке шрам с рваными краями от осколочного ранения.

— Мне нужна хорошо отлаженная связь. Справитесь? — без предисловий определил насущную задачу комдив.

Чижов, как показалось Маторину, глянул равнодушно, ничего не ответил и даже слегка усмехнулся, когда произнес официальное:

— Разрешите исполнять?

Комдив лишь кивнул. Капитан ему не понравился: его взгляд и неуместная усмешка свидетельствовали об излишней самонадеянности. И звание не соответствовало должности. «Пожуем — увидим. Первое впечатление обманчиво, в чём убеждался не раз», — в конце концов решил Маторин.

Узел связи находился в овраге рядом с деревней Басоково. Аркадий Цукан, прикрепленный к связистам на сутки по приказу начальника штаба, стал объяснять, что нужно ехать в объезд... Но Чижов не дослушал, подхватил телефонный кабель, взял направление и пошел напрямую по лесной просеке, словно бывал здесь не раз.

В низенькой землянке на коммутаторе дежурила связистка лет тридцати с таким мрачным выражением лица, будто у нее болели зубы. Назвалась Ниной Капустиной.

— Вставай, вставай, Томка, — принялась она будить напарницу. — Очередной начальник прибыл.

Тут же торопливо метнулась на очередной зуммер. Чертыхнулась, что не удалось соединить штаб полка с командиром. Проводная связь на двадцать абонентов работала неустойчиво. Это же подтвердил командир взвода лейтенант Кияшев.

— Полевые линии перехлестываются. Чуть изоляция повреждена, сразу звук пропадает. Да и сырость, сами знаете.

— Чего уставился, капитан? Дай хоть причесаться, — неожиданно вскинулась телефонистка, спавшая до этого на нарах.

— Ты, Коробова, не дерзи, все же на службе, — не слишком строго сделал ей замечание взводный. — Капитан человек новый. Про горе твое ему не докладывали...

Чижов не стал спорить, расспрашивать. Молча вышел из землянки. Сыпал мелкий снежок, морозец бодрил, не давал застояться. Натренированной рысцой он побежал к машине. Полдня ездили вдоль линии обороны, выискивая подъезды к штабам, но чаще ножками от КП до НП. Чижов торопил: ему хотелось побывать во всех подразделениях, осмотреть оборудование, познакомиться с радистами, командирами. Дважды пережидали артобстрел.

Возле полкового КП Винченко шальной осколок пробил переднее колесо. Пришлось Цукану под обстрелом ставить запаску.

— Надо ехать в оружейную мастерскую, — доложил он капитану Чижову. Тот легко согласился, потому что намерзся до посинения.

— Там дедок есть знатный, — продолжил Цукан. — В германскую служил. Как начнет вспоминать, не остановишь. Он даже царя видел во время армейского смотра. А в Петрограде — самого Ленина. Киров к ним на завод приезжал... Представляете?

Чижов на восторг водителя особо не среагировал. Он обдумывал, как можно в короткие сроки переналадить дивизионную связь. Пока Цукан ремонтировал запаску, клеил камеру, Чижов успел начертить на обороте карты схему расположения и взаимодействия подразделений.

Когда приехали в штаб, сразу выдал подполковнику, словно гвоздь вколотил:

— Существующую в дивизии схему связи надо менять. Причем кардинально.

Назаров не спал двое суток, поэтому поглядел на нового начальника связи мрачно. Он был готов ответить гневной репликой, но сдержался:

— Я двумя руками за улучшение. Но не пойму, чем плоха старая?

Чижов напрягся, глубокий шрам на его лице стал багрово-сизым, как свежий ожог. Стараясь быть спокойным, взялся объяснять про укороченные линии, последовательно включаемые коммутаторы на десять номеров, что нужно сделать упор на радийную связь на основе станций РБМ — позволит снизить потери специалистов, а еще подключить строительные и вспомогательные батальоны.

Назаров не очень понял, но когда просмотрел схематично изображенные линии связи с перечнем подразделений, то невольно проникся уважением к этому невзрачному внешне капитану, которому по должности давно пора быть майором.

— Извини, капитан, такая запарка третий день. — Начштаба впервые за последние сутки улыбнулся и невзначай похвалил Чижова: — Красиво излагаешь. Готов помогать. Пиши требование по материалам и оборудованию. Будем трясти интендантов.

За два года войны Чижов сполна нахлебался устаревшей проводной связи. Первый раз его ранило под Волоколамском. Комполка требовал соединить с комдивом, а все связисты из строя выбыли. Под сокрушительным огнем он пошел искать обрыв. Соединил, но через пару минут линию порвало в клочья минометным огнем, а его полоснуло осколком вдоль спины. От полной кровопотери тогда спасли мороз и телефонистка Зиночка, которая тащила волоком на шинели, приговаривая: «Миленький, ты хоть немножко руками толкайся, а то не осилю». Чижов царапал мерзлую землю, пока не потерял сознание...

Двое суток без продыха батальон переделывал линии связи, встраивал новые коммутаторы. Чижов отдельно занимался с радистами поддержкой связи в движении, как говорил комбат Засадский: «Это когда упали немцу на плечи и побежали, больно и страшно, но зато приятно и совсем не смешно».

Трое суток с коротким ночным затишьем шел бой под Лидневском. Когда шли мимо бетонных укреплений, надолбов, тщательно оборудованных блиндажей — в два, а то и три наката, — стало понятно, почему так долго не удавалось прорвать оборону.

— Серьезно отстроилась немчура. Будто навсегда решили обосноваться, — дал свою оценку один из бывалых связистов.

Чижов отыскал комдива на новом КП. Поздоровавшись, оглядел чисто выбритый подбородок, свежий подворотничок. «Педант. Устроит сейчас взбучку», — подумал он и ошибся. У Маторина после зачистки Лидневска от остатков эсэсовского батальона было хорошее настроение. Бой удачный, потери небольшие. Главное — научились пробивать бреши, находить слабые места в обороне противника и ломать фашистов безжалостно, даже таких матёрых, как этот батальон СС.

— Журавлеву от меня благодарность, — приказал Маторин. — Кабель питания осколком перебило, но радист не растерялся, сумел срастить его, обеспечить связь во время боя.

— Да, радист что надо, высококлассный, — согласился Чижов. — К сожалению, таких немного...

Комдиву хотелось доложить в штаб армии об успешном захвате Лидневска, преследовании противника, пленных, но телефонная связь не работала. А рация Петра Журавлева имела ограниченный радиус действия.

— Что будем делать, капитан Чижов?

— Латать, товарищ полковник. С проводной связью сплошные проблемы и сумятица. Что в наступлении, что в отступлении. Анахронизм.

— Как ты сказал? Анах...хронизм?

— Устаревшее то есть. Потому и шестерых специалистов под снарядами уже потеряли. Обрывы сращивали...

— Мне об этом известно, но сейчас не эти речи нужны. Мне срочная связь нужна со штабом армии.

Чижов подозвал сержанта Журавлева, дал команду принести на КП радиостанцию РСБ-Ф, которую успешно опробовали.

— На связи начальник штаба генерал-майор Проскуряков, — доложил Чижов, протягивая наушники и микрофон.

— Благодарю. С меня компот, — пошутил Маторин, как шутили курсанты в школе красных командиров, где сладкий компот был мерилом их юношеской дружбы и оплатой в яростном споре.

Чижов в институте освоил радиосвязь на отлично, в армии поднаторел в проводной. Знания свои не выпячивал, но был уверен, что может разобраться с любым сложным вопросом. А вот как обеспечить доставку в подразделения штабной документации, распоряжений, донесений — это он представлял смутно. В незнакомой местности отыскивать полковые штабы или застрявший в лесу артдивизион — дело непростое. Тут не одна смелость, тут мозги хорошие нужны. Потому что ты один в чистом поле, а то и в лесу, и никто тебе не поможет, не подскажет, как пройти, допустим, на улицу Чехова. Из средств передвижения — мотоцикл с коляской, три верховые лошади и несколько «бздиходов», как шутили бойцы. Зимой — лыжи.

Чижов не стал выдавать себя за знатока, спокойно признался взводному Лелюхину, что связью на уровне дивизии никогда не командовал, что зовут его Николаем, что родом из Ростова.

Лелюхин, напряженно смотревший на Чижова и ожидавший строгих распоряжений, откровенно обрадовался некичливости капитана, протянул ему руку и простецки улыбнулся:

— Меня Терентием зовут. А это мой заместитель, сержант Кротов. Крым и рым прошел и вдобавок весь Волховский фронт. А вот связист Тима — Тимур, до ранения обеспечивал дивизионную роту разведки, дважды ходил в тыл к немцам... Ефрейтор Степан Молоканов, известный в округе спортсмен, в составе лыжного полка попал в окружение, обмороженный и полуживой, жрал кору и всё что можно было, но выбрался...

Взводный давал краткую характеристику своим бойцам и в каждом находил боевое достоинство, даже рядового посыльного, который во взводе передвижных средств связи был всего две недели, похвалил за то, что тот научился седлать и обихаживать коня.

— Народ опытный, не подведем. Нам бы машину или второй мотоцикл...

Маторин ввел правило: когда позволяла обстановка, собирал всех свободных от дежурств офицеров и проводил «разбор полетов». Анализировал он действия командиров подразделений иногда до того резко и безжалостно, что приходилось вмешиваться Назарову.

— Мы сейчас учимся воевать в новых условиях, стали чаще преследовать противника. Но можно попасть впросак, как это случилось с батальоном Тимохина, который не подготовился к встречному бою. — Маторин оглядел присутствующих, выискивая глазами комбата. — Надеюсь, такое не повторится. Но тут имеется и положительный момент — приобретается опыт. С передовыми отрядами шли саперы, пехота, артиллерия, а в некоторых случаях танки, то есть требовалось поддерживать радиосвязь в движении. Что не просто. Еще полгода назад мы о таком не мечтали. Сегодня это работает. Что думает об этом наш начальник штаба?

— Я думаю, капитан Чижов достоин награды, как и его связисты, — откликнулся Назаров. — Еще важный вопрос. Необходимо распоряжением запретить всем полковым командирам и начальникам штабов выходить в подчиненные им подразделения без рации. Под Ургошом комдив потерял на полдня подполковника Винченко, находившегося в батальонах. Радисты строго, под роспись предупреждены в штабе дивизии.

Чижов стоял в простой крестьянской избе у самых дверей, опустив голову. Его много раз ругали, грозились разжаловать, расстрелять, когда в очередной раз рвалась проводная связь, к чему он относился со вздохом и легкой усмешкой. Хвалили прилюдно впервые. Невольно смущаясь, он прятал глаза, думая о том, что комдив вовсе не таков, каким показался при первом знакомстве...

Начштаба рассказал Чижову о застарелой болячке — плохой связи с тыловиками, а частенько и ее полном отсутствии. Особенно при наступлении, когда расстояние от КП дивизии до тылов иногда растягивалось до ста километров.

Чижов решил привлечь к этому делу Виктора Коротича, знатного до войны радиолюбителя.

— Пустяки, — тут же решил Коротич. — Отстроим канал для тыловиков с помощью новой радиостанция РСБ-Ф.

Действительно, всё оказалось просто, эффект был налицо. Удивлялись, почему не сделали раньше. Интендантов заставили каждый день в любую погоду докладывать о тыловом обеспечении в строго отведенное время. Что-то сдвинулось сразу в скрипучей тыловой телеге, а на любую отговорку об отсутствии транспорта или вагонов теперь следовало решительное командирское: «Почему не доложили?»

Чижову выделили командирский виллис для поездки к «зампотылу», как для краткости величали главного интенданта дивизии. Когда в посадке пережидали начавшийся артобстрел, Цукан не удержался, спросил:

— Где тебя, Чижов, так полоснуло?

— Под Вязьмой, в сорок втором.

...Он не любил вспоминать про окружение под Вязьмой, когда мыкались как слепые, в стрелковых полках людей оставалось меньше трети. Связистов не хватало. Шли постоянные обрывы телефонной связи. Для себя он давно решил, что в условиях современного боя проводная связь — это нелепица, это постоянная гибель хорошо обученных людей. Но к мнению специалистов мало прислушивались даже перед самой войной. А на войне пришла расплата...

Случился очередной обрыв кабеля. Телефонистка Катя Хрипунова, которой он невольно симпатизировал, поднялась с ящика из-под снарядов.

— Ну, я пойду?.. — в этом вопросе были и упрек, и страх, и надежда, что вдруг он пошлет кого-то другого, хотя она понимала, что посылать больше некого...