Абхазия:
Десять лет назад меня поселили в гагрском пансионате, где обои в номерах висели лохмотьями, а на ужин подавали какую-то перемороженную, но недожаренную рыбу (разумеется, не черноморскую) и ничем не пахнущий чай из огромного толстого алюминиевого армейского чайника. Я с трудом отыскал директора. На мое возмущение он ответил с наигранным негодованием: «Вы разве не знаете, что у нас была война!..» Нехотя переселили в другую комнату, где было не так сыро и дверь с трудом, но запиралась на ключ. От питания пришлось отказаться. На пляже сквозило уныние, валялись ржавые остовы каркасных конструкций. О раздевалках и душе можно было только мечтать и радоваться лишь тому, что море теплое и такое же соленое, как много лет назад. Сыну в ту пору шел шестой год. Его заманивали так называемые «живодеры», демонстрирующие в местах скопления приезжих грустных макак, попугаев и козочек «почти бесплатно». В знаменитом парке, устроенном в начале ХХ века на деньги, выделенные самодержцем всея Руси под климатическую станцию, сохранялись обломки былого имперского величия — мрамор, остовы фонарных столбов, набережная с подпорной стенкой в итальянском стиле… В зарослях пальм и могучих эвкалиптов мы нашли маленькое кафе, где согласились варить для сына по утрам молочную кашу, а мне готовить абхазский хачапур под кофе. Хозяин общепита, бывавший не раз в Волгограде, рассказывал про боевые действия и «злых грузинов», строил планы по восстановлению канатной дороги, которая прямо из парка поднималась в гору к громадам знаменитых советских санаториев. Канатку ему удалось выкупить в частную собственность, но запустить денег нет... Увлекшись этим рассказом, мы полезли на гору к огромным остовам зданий, вышли на бетонную площадку с мощными электромоторами, таскавшими в советские времена кабинки канатной дороги. Долго стояли, потрясенные красотой вызолоченного закатным солнцем моря. Отсюда открывался поразительный вид на Гагру, огромную бухту, вплоть до самой Пицунды, где я гостевал много раз в литфондовском Доме творчества. И думалось: понятно, война, всеобщая разруха. Но ведь пятнадцать лет прошло к тому времени. Надо же было что-то предпринимать, спасать райское место!.. Так же поначалу думал и знакомый владелец пансионата «Шексна». Он проработал с австрийскими инженерами план восстановления канатной дороги и увеличения ее протяженности до высокогорной вершины. Определил стоимость проекта. С документами поехал в Сухуми, в правительство Абхазии, готовый на собственные средства восстанавливать былое величие этого уникального курортного и исторического уголка недавнего Советского Союза… Позже с горечью рассказывал, как его мурыжили по многочисленным кабинетам, а затем отказались выделить землю под восстановление и строительство канатной дороги. Наверняка за эти годы десятки российских предпринимателей получали такой же отказ. В результате порыв угас. Развалины множатся. А знаменитый дворец принца, где в 1912 году принимали царя Николая Второго (позже пансионат «Чайка»), так обветшал, что вот-вот рухнет к подножию горы. Перед поездкой в Абхазию я собрал с десяток адресов и описаний частных гостиниц в Гагре, Пицунде. Привлекло романтичное название — «Домик у моря». На карте и фото всё выглядело красиво, но найти среди хаотичной застройки эту гостиницу оказалось непросто. Наконец обнаружили, зашли внутрь… Тем, кто живет в этом полутемном недостроенном сарае, не позавидуешь. Поэтому едем на такси дальше, в гостиницу «У Лазаря». И от нее пришлось отказаться по схожим причинам, несмотря на удивленные возгласы пожилого хозяина: «Всего тыща за комнату!..». Поехали еще дальше. В гостинице «У Маргариты» цена две тысячи в сутки за номер. Многовато, но мы порядком подустали и были согласны на всё. Выяснилось, что ночь, скорее всего, предстоит бессонная. Даже включенный кондиционер не заглушает громкую музыку из ближайшего кафе с караоке. Окна выходят в оживленный переулок, где ночью и ранним утром постоянные выкрики и «зазывухи» про вино, близкие знакомства с дамами и непременную чачу… Естественно, утром мы заявляем хозяйке об отъезде. В ответ она грозит, что не отдаст предоплату. Скандалить не хочется, но приходится. С трудом удается отвоевать выплаченные деньги. Штраф в рублевую тыщу за побег от этой шумливой и неопрятной во всех отношениях «Маргариты»… И опять поиск убежища, где было бы скромно и тихо.
Гостиниц на этом побережье немало, но мы осторожничаем. Понравился миниотель «Илиос» с тренажерным залом на третьем этаже, что редкость для Абхазии: при обилии возможностей физкультура и спорт вообще здесь не в почете. В основном — культ «красивой» выпивки и закуски. Правда, в бывшем санатории имени аж семнадцатого партсъезда (значит, построенного еще во второй половине тридцатых) мы увидели хорошо оборудованную, но пустующую волейбольную площадку, потому как посторонним и даже местным жителям вход сюда запрещен. На многокилометровом пляже тоже встретились две площадки для волейбола, но с обвислыми сетками, не оконтуренные и не очищенные от галечника. «Илиос» в итоге тоже не подошел. Там не было даже маленькой кухни. А питаться только в кафе пенсионерам не по карману. Да и опасно. На пляже не редкость разговоры о том, кто, где и когда отравился и чем лучше лечиться от расстройства желудка. Муж с женой из Брянска рассказали про кафе, где они обедают «и пока вроде бы ничего…» Мы поверили, доверчиво обедаем, но остывшие плов и супчик дают о себе знать уже к вечеру… Поселились мы на улице Гечьбы по наводке жителя Липецка, который уверял нас, что в этой маленькой гостинице чисто и тихо. Захожу в комнату к хозяину — пожилому абхазу, он как-то стыдливо смахивает со стола зеленую упаковку лекарств… Приветливый, улыбчивый владелец минигостиницы всего на восемь номеров делает нам небольшую скидку, и мы поселяемся на третьем этаже в комнате с удобствами за 1300 рублей. Внизу большая, просторная кухня. Знакомимся с шестидесятилетним жителем из Воронежа, он клянет во все тяжкие такой отдых и лихо заглатывает стакан с раствором марганцовки. Уверяет, что это лучшее средство вместе с активированным углем. Житель Луганска настаивает на чаче с солью. Общая проблема всех сближает. Пробуем чачу, купленную у хозяина. Вроде бы крепкая, но что-то не то. «Не осетинский ли спирт с отдушками?..» Скорее всего. Виноградники здесь ныне редкость. Выбрали экскурсию на знаменитое озеро Рица. Дегустация вин — обязательный здешний атрибут. Вина переслащенные, сухих как таковых нет, известное «Букет Абхазии» явно «завяло», отдает компотом, по крайней мере для тех, кто помнит вкус кавказских вин советского периода. Но маркетинговые ходы срабатывают: торговля идет бойко, 400 рублей за литр молодого вина. Следующая дегустация медовая. Рассказы о самом лучшем в мире горном мёде поставлены на поток. Напоминание о знаменитом башкирском мёде, традициях тысячелетнего русского бортничества воспринимаются с обидой. Экскурсанты с интересом дегустируют капельки, но покупать глиняный горшочек с медом за 2000 рублей никто не решается. Следующая остановка у кафе, где работает подруга экскурсовода. В итоге на озеро Рица остается один час, только на перекус. И мы окончательно убеждаемся, что знаменитое озеро — это не главное. Главное — деньги, заработок… На вокзале в Сухуми нас «принял на борт» пожилой таксист и первым делом стал рассказывать про свой виноградник и собственное вино. «У меня чача — шестьдесят градусов. Хотите попробовать? А купить?..» Он везет молодого парня в университет через весь город. — А что за факультет? — спрашиваю студентавторокурсника. — Исторический… Торопливо, словно бы оправдываясь, он начинает объяснять, что уже водит экскурсии по Сухумскому ботаническому саду и за день имеет до пяти тысяч рублей. — Я столько за неделю не зарабатываю, — хвалит студента таксист, принимая от него три сотни. И снова заводит разговор о вине. На знаменитой сухумской набережной пустынно. В кафе ни души. Но кофе подают настоящий, а духовитый хачапур с сыром — будто произведение искусства, этакий кораблик с ярким желтком посередине: отламывай печеный краешек, макай в оранжевое солнышко и не думай о грустном. Двигаюсь мимо сухумских развалин в центре города к военному санаторию, знаменитому на всю страну, куда попасть на лечение почиталось за великое благо. Контрасты на каждом шагу. Я прошелся вдоль корпусов санатория, выполненных в стиле имперского барокко, точнее советской неоклассики, мимо огромной пустующей столовой, где разом обедали до тысячи человек. Постоял перед входом в громадный Дворец культуры, с чудом уцелевшими стендами тридцатилетней давности… На километровой полосе пляжа ныне десятка два отдыхающих. Как говорится, и скучно и грустно… Правда, есть раздевалка и душ, что в той же Гагре большая редкость. В одной такой кабинке, обтянутой трепыхающимся на ветру баннером, я ободрал руку гвоздем, торчавшим вместо вешалки. Понятно, что российский люд привычен к бытовому «экстриму», сервисом и роскошью не избалован, но если берете сотню, а то и полторы, за пляжный лежак, то хоть раздевалку оборудуйте да вешалку за двадцатку прикрутите…
Четверть века прошло после грузино-абхазского конфликта, а разруха практически всё та же. На памятнике, установленном в честь Фазиля Искандера и его повести о маленьком Чике, надпись едва читается. Рядом одинокий рыбак бросает раз за разом удочку под стайку кефали, которая резвится у самого берега. Заметив нас, он тут же переключается на свое насущное: — Поехали в Черниговку. Всего семьсот рублей. Почти даром. А то я весь день в простое, — жалуется он и снижает цену до пятисот рублей. И в этот момент поклевка. Небольшая, с ладошку, кефаль плюхается на парапет. А мы уже идем по городу к рынку, где, как и двадцать лет назад, торгуют в основном сыром и неистребимой чачей. Виноград, персики — в два раза дороже, чем в Волгограде. Почему? Всё привозное. Даже «виноматериалы» на сухумский завод привозят из Молдовы или ещё откуда. Помидоры из Турции. Деньги из России… В Новом Афоне я бывал не раз. Воистину благолепное место. В январе гуляла по Абхазии, представьте, редкостная метель, а мы с друзьями упористо шли по серпантину к остаткам Анакопийской крепости, к роднику, который неиссякаемо пополняет колодец на вершине горы. Топали по размокшему снегу к простодушной часовенке с тысячелетней историей. Отсюда, с древнего бастиона, невиданный простор и вид на монастырь, который блестит куполами и не пугает ободранной штукатуркой. Как и дача Сталина, и парк с лебедями, и вот уже лет десять закрытый и вроде бы реставрируемый храм Симона Кананита. Зато успешно эксплуатируется природный памятник «Пещеры». Поток нескончаем, 500 рублей входной билет. Наш замечательный экскурсовод Инга, отучившаяся в СанктПетербурге, говорит с тяжким вздохом: — Эх, если б хоть десятая часть этих средств шла на содержание памятников… Вы видели станционный павильон? Это же произведение искусства. И как можно… Снова поднимаюсь мимо рукотворной плотины и одной из первых электростанций, мимо озерка к железной дороге. Редкое сохранившееся творение архитектуры начала ХХ века с красиво уложенным мозаичным полом, узорчатой отделкой окон. Вид павильона восхитителен. И одновременно страшен — битым стеклом и полным пренебрежением местных властей. Невольно вспоминается сохранившийся по сей день деревянный вокзал в китайском городе Далянь (бывший Дальний), построенный русскими людьми в 1898 году. Китайцы его бережно отреставрировали и используют по назначению. Наглядный пример тем, которые не то что строить красивое, а даже беречь возведенное для них предками не хотят. Вдоль эвкалиптовой аллеи не протолкнуться. Сыр, чача, сувениры. И «живодеры» с попугаями, обезьянами. Здоровые бородатые парни «хычут» и «гычут», собирая сторублевки с простаков, желающих подержать в руках облезлого попугая. Соколенок, привязанный к палке, висит вниз головой, пока продавец живого товара пьет кофе. Возмущаемся: птица страдает!.. — Люди тоже страдают, и ничего, — невозмутимо отвечает продавец. Но соколенка всё же усаживает на жердочку. Кормилец как-никак. Разве пойдет он на стройку, где надо вкалывать, восстанавливая разрушенный город? Или париться на плантации… Сады, виноградники — это хлопотно и тяжело. А с макакой в обнимку на паперти собора или перед кафе за день собирает он три тысячи рублей стабильно. Жизнь кажется лучезарной, а туристы из России никогда не переведутся. Стою напротив многоэтажки Литфонда, сзади соленое озеро Инкит, слева огромный корпус бывшего пансионата «Правда». Последний раз отдыхал здесь лет тридцать назад с детьми. Нам тогда обещали, что со следующего года запустят детский бассейн с подогревом. В «Правдинском» пансионате в те годы была хорошая волейбольная площадка, которую поливал днем и обихаживал инструктор по спорту. Вспоминаю, как играл в команде писателей против журналистов. Мужчина, на вид лет пятидесяти, пытается дать мне пас, что у него плохо получается. Я грубовато выговариваю, прошу его перейти на прием мяча. Мужчина извиняется. После игры ко мне подходит московский поэт и шепчет: «Ты обхамил самого Андрея Дементьева!» Я отвечаю, что здесь, как в бане, все равны, но на самом деле чувствую себя неловко. Перед обедом сталкиваюсь в холле с Андреем Дементьевым. Он привычно улыбчив, ни тени обиды на лице: «До встречи на площадке». Но после обеда нас приглашают на сбор мандаринов. Работа не в тягость, и фруктов можно взять, сколько за раз унесешь...
С той давней поры я и полюбил Абхазию. Чувство праздника и восхищение сидят в подкорке, поэтому я опять в «стране души», снова в Пицунде. В сентябре номер в частном пансионате можно снять за две тысячи. Здесь потрясающие сосны с иглами в пядь, кипарисовая аллея к морю, мелкогалечные замечательные пляжи, которые тянутся на полдюжины километров мимо семи многоэтажных обветшалых корпусов, некогда престижных пансионатов, построенных еще по указанию Хрущева, то есть лет шестьдесят назад. Здесь чище и комфортнее, чем в Гагре. На пляже попадаются кабинки, душ, и всё так же, как в советские времена, борется со змеем огромная Медея. В реликтовый сосняк лучше не заходить: там, к сожалению, постоянная грязь и лежалый мусор. От малоразмерного дельфинария несет тоской и тухлой рыбой. Народу в Пицунде мало, и это определенное благо. Когда едешь по широкой гагрской долине, то изредка попадаются молодые сады и виноградники. Но их немного, возможно, что некому возделывать. Но всё же попадаются. Работать там не с руки: деньги быстро не появятся. Потому желающие заработать таскают лежаки, мучают животинок, торгуют чачей и каким-то «порошковым» дешевым вином. И жарят шашлыки. Их запах, напополам с дымками мангалов, пронизывает по вечерам всё окрестье вместе с громкой музыкой из многочисленных кафешек. Такой вот в Абхазии застой. Можно сказать, топтание. Или путь, но куда? И все-таки. Когда едешь по широкой гагрской долине, то изредка попадаются новые сады и виноградники. Их немного, возможно, некому возделывать, да и быстрых денег от этого извечного и традиционного труда ныне не жди. Но всё же они попадаются. Молодые кроны и лозы… Александр ЦУКАНОВ
| |
| Просмотров: 239 | |
| Всего комментариев: 0 | |