Адреналин

Страницы:   1 2

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Юлия АРТЮХОВИЧ (Верба)

Адреналин
повесть

 

— Гляди: там, на горе, пятно? На что похоже?

— Рыба!..

— Ответ неправильный! Яблоко!

Пестрая стайка подростков в джинсах и разноцветных майках унисекс галдела на веранде бара, рискованно перевешиваясь худыми туловищами через хлипкие перила. Ребята взмахивали руками в броских перстнях и ярких фенечках, показывая на вершину горы:

— Груша!..

— Ананас!..

Николай Петрович не удержался и тоже глянул вверх. На крутом склоне в скудной зеленой поросли темнело крупное пятно, более всего, по его мнению, схожее с человечьим седалищем... «Слепые они, что ли?» — удивился Николай Петрович, а подростки продолжали перебрасываться все новыми и новыми версиями, вовсе неправдоподобными:

— Мяч!

— Лысина!

— ...опа, — неуверенно протянул ломкий баритон, и Николай Петрович как-то по-мальчишески обрадовался. Но одинокий голос тут же утонул в возмущенных криках: «Поручик Ржевский приканал!», «Сам ты...»

— Звезда!

— Сердце!

— Танька с Мишкой целуются!

Последнее предположение вызвало очередной взрыв хохота и изменило общий ход мыслей.

— Вот такой поцелуй над бездной — и вниз!

— Витек, а вниз-то зачем?

— Да ты чё? Такой адреналин!..

— А если в куски? Скалы вон какие!

— А если нормально пройдет, прикинь? Всю жизнь вспоминать будешь, как летел. Узнаешь настоящий адреналин. Чувство полета!

— Ну, круто, наверное...

— Не, я лучше как-нибудь без адреналина перетопчусь...

 

Николай Петрович задумался. Действительно, вроде уже и жизнь прожил, а с адреналином у него как-то не заладилось. Вот хотя бы здесь, в Греции. Наташка с подругой щебечут: «Ах, Родос!.. Ой, море!.. Отельпятерка!..» — всё с восклицательными знаками. А у него каждая фраза точкой, будто гвоздем, приколочена: «Родос. Море. Отельпятерка».

И ведь всегда так было. Никаких чувств полета и поцелуев над бездной.

Нет, поцелуи были, конечно. Еще когда он в нефтяном институте учился. А куда еще поступать, если во всем городе только два нормальных вуза: универ и нефтяной? Универ — женский, нефтяной — мужской. Как говорится, «бабе — цветы, дитям — мороженое». Вот и пошел в нефтяной — правильный мужской вуз — не какие-нибудь педы, меды и сельхозы. А Наташка в универе училась. Дружили, встречались, поженились, сына родили. Больше тридцати лет уже вместе: в доме тепло, мирно, уютно. Не ссорились почти, не ругались.

А вот чувства полета не было.

 

— И вообще, фигня это все: адреналин, ляля, тополя...

— Не скажи, Вова, не скажи. Настоящий адреналин — это типа наркоты. Такой кайф, что люди ради него на все готовы.

— А чё, еще и ненастоящий есть?

— Ненастоящий — когда куришь, пьешь, колешься, чтоб догнаться. А кайф кончится — и ты обратно в дерьме. А настоящий — это как все время живешь, так и типа летаешь. И кайф этот в себе носишь.

— А откуда кайф-то?

— От верблюда! Сказал же, в себе каждый сам находит!

— Да ну, гонишь! Чё кто находит?

— Ну, силу там, смелость, чувство полета...

— Ага, по ходу смело на гору попрешь, с силой перо вставишь — и полетишь!

Николай Петрович поерзал на скользком кожаном стуле и с удивлением понял, что ему действительно интересен этот мальчишеский спор. Дело в том, что и в тридцать, и в сорок лет, и сейчас, накануне шестидесятилетия, он внутренне ощущал себя не Николаем (тем более — не Николаем Петровичем), а все тем же семнадцатилетним Коляном. Понимал, что пора взрослеть и мудреть. Сначала старался скрывать свою «вечную молодость» от окружающих. Потом смирился и перестал стесняться. Поэтому сейчас прислушивался к «пацанскому» разговору с неподдельным интересом. А Витька, похоже неформальный лидер, важно повторял оппоненту:

— Ясен хрен, чувство полета не у каждого. Я тут вспомнил, в школе учили: «Рожденный ползать летать не может». Это про таких, как ты.

 

«Это про таких, как я», — подумал Николай Петрович. Ни силы, ни смелости, ни чувства полета... И в карьере невысоко взлетел, и в профессии не слишком преуспел, хотя и проработал в НИИ после вуза целых двадцать лет. Взять Котю Глембоцкого, однокурсника: маленький, хлипкий, за очками не видно, зато в сорок три года уже доктором наук был, отделом заведовал. А Колян, «комсомолец, спортсмен и просто красавец», до сих пор еще без ученой степени, старший научный сотрудник. С другой стороны, Котя сразу после вуза — в аспирантуру, защитился, «Изобретателя СССР» получил, а Колян — все больше в баскетбол да по пиву. Так что грех обижаться: кому — чё, кому — ничё, а кому — через плечо. Тем более что потом война началась (или, как это принято сейчас называть, «спецоперация по наведению порядка в Чеченской Республике»). Как ни назови, а тогда у всех жизнь пошла через то самое плечо. Вся штука в том, что непонятно было: кто, с кем, куда и зачем. И от непонятицы той некуда было спрятаться. Все равно достанет: не сегодня — так завтра. Кому — больше, кому — меньше, кого — раньше, кого — позже.

И «таких», и «не таких»...

— Такой кайф... Не такой... А «не такой» — это как? Зашибись крутой да летучий?

— Это, Вова, в экстремале постигать надо.

— Чё?

— Ну, вот в кино. Идет экстремал: война, враги, сваливать пора, а он вдруг раз — и всех замочил! Или, прикинь, одного в плен взяли. Вроде капец! Он такой валяется: у­у, муу, всё хреново. А другой — если «не такой»: не скулит, под автоматом лыбится, а сам планы строит и потом каа­к...

Да уж... Точно Витька сказал: в экстремале узнать можно.

Не улыбался Колян под автоматом. И планы не строил, как всех замочить, когда летним вечером ему в центре города мешок на голову натянули, скрутили и в машину засунули. Колян даже не понял, в чем дело. Вертелся, пытался высвободиться, но его так крепко прижали к горячему потному сиденью, что пошевелиться не мог.

В незнакомом городе или селе Коляна пинками выбросили из машины, грубо протащили по ступенькам и втолкнули в какое-то помещение. Когда стянули с головы мешок, оказался лицом к лицу с кем-то черноволосым, в поношенной полевой форме. Твердое, в чем-то орлиное лицо незнакомца явно портило большое багровое пятно под левым глазом, и Колян вспомнил мамину поговорку: «Бог шельму метит». «Меченый» сидел на краю стола, покачивал ногой и спокойно рассматривал взъерошенного мятого пленника. После лениво, будто нехотя ударил Коляна по лицу и с отвращением процедил сквозь сжатые губы:

— На ФСБ работаешь, шайтан!..

Колян с трудом прошелестел разбитыми губами:

— Я... в нефтяном институте работаю. В научно-исследовательском...

«Меченый» криво улыбнулся и тут же резко ударил Коляна в живот. Между тем в комнату вошли еще трое «полевиков», стали здороваться и обниматься с «меченым». Колян за это время успел продышаться, но новый удар в грудь отбросил его к стене.

Мужчины подошли поближе. Один больно схватил Коляна за подбородок. Несколько мгновений все внимательно изучали его окровавленное лицо. Потом отошли и о чем-то заговорили между собой, явно потеряв интерес к пленному. Колян почти не понимал почеченски, знал только ходовые слова. Но тут почему-то догадался, что его просто с кем-то перепутали. Догадка радости не принесла. Ясно было: все равно не отпустят.

Так и случилось. Коляна вытолкали во двор и прижали лицом к стене какой-то ветхой постройки. Обернувшись, он увидел направленные на него автоматные стволы. Колян где-то слышал, что в такие минуты, «на краю», перед глазами человека проносится весь его жизненный путь. А сам ничего не вспоминал, будто не было никакой другой жизни, кроме нескольких мгновений здесь и сейчас. Только вяло удивился, что «меченый» не вышел в него стрелять. Командир, наверное.

Хотел закричать, но только сипло промычал: «Эй, вы чего?» Двое «полевиков» молча посмотрели без всякого выражения и деловито щелкнули затворами. Колян прижался к стене. Пальцы заскользили по неровной деревянной поверхности, нащупывая зачем-то мелкие щелочки в разъехавшихся досках, — как будто туда можно было спрятаться от выстрелов!

А потом оглушили автоматные очереди, которыми «полевики», как резцом, обводили его контур на старой деревянной стене. Тренировались. Колян осторожно пошевелил плечами и вдруг понял, что не убьют (если, конечно, рука не дрогнет). Во всяком случае, пока еще не убьют.

И правда — не убили. Погоняли по двору, с трудом сдвинули в сторону крышку люка (канализация, что ли?) и сильным толчком сбросили вниз.

В узкой и глубокой яме стоял смрад. В углу скорчился бородатый мужик в рваной солдатской форме. Он поднял голову и что-то сказал, но слов Колян разобрать не смог, а переспрашивать не стал. Мужик назвался Федей (или Петей) из Волгограда. Или из Волгодонска. Или из Вологды. Понять было непросто, потому что мужик заикался. И зубов у него не было. Совсем. Такой вот сосед и собеседник...

В яме было темно и сыро, а вскоре стало вовсе мокро. Загрохотала крышка люка, полетели капли дождя, затем спустился обрывок толстой серой веревки. Пленники с трудом выбрались наружу. По команде «ложись» ФедяПетя ничком плюхнулся в грязь, а Колян медленно опустился на согнутые руки и отжался. Один из конвоиров презрительно закричал: «Ты спортсмен, да?» — и сильно ударил Коляна по рукам ногой в большом грязном ботинке. Несколько минут пленники лежали под дождем и слушали монолог «полевика», который, коверкая русский мат, сначала предрек печальную судьбу войск противника, потом обрисовал дальнейшие мрачные перспективы для Феди­Пети, а конкретно про Коляна почему-то промолчал. После этого тупым ударом ботинка направил его обратно к яме, а молчаливый конвоир утащил ФедюПетю в глубину двора. Больше Колян его не видел.

Понятно, что ничего хорошего ожидать не приходилось. И валялся Колян один в яме: именно так, как сегодня Витек говорил: «Уу, муу, все хреново». Долго валялся, пока не начался обстрел.

Сначала просто короткой очередью: тадах!.. А потом так, что даже в яме уши закладывало. Колян потряс головой, посмотрел вверх: струя черного едкого дыма ползла к нему через большую светлую щель между стеной и крышкой люка. Странно! Щели этой раньше не было, да и быть не могло. А теперь она постепенно расширялась, будто кто-то невидимый пытался забраться в яму со двора. В тяжелом дыму, скользя по неровной стене своей тюрьмы, Колян стал потихоньку подтягиваться вверх. Срывался вниз, снова упрямо лез. Раз десять срывался, потом перестал считать. До сих пор не может понять, как удалось тогда выбраться наружу...

 

Спор продолжался.

— А ты типа «не такой»?

— Да, «не такой».

— Ну да... — насмешливо глянул Вова. — Ты герой, ж... с дырой! Красава! Такой типа защитник, кормилец, что ль?

 

«Кормилец наш Коленька», — называла Коляна интеллигентная Котина бабушка Агата Вацлавовна, когда он привозил деньги из «командировки».

Она угощала вкусными пирогами с начинкой из бурачных листьев. А еще чаем из трав, выпив который Колян всякий раз начинал неприлично зевать от сытости и покоя. Потом, едва добравшись до дома, сразу же заваливался спать.

Действительно, он тогда для многих был если не защитником, то уж точно — кормильцем.

Началось это в глухую осеннюю пору, в странное предвоенное безвременье, когда непонятно было: то ли еще мир, то ли уже война.

Зарплату к тому времени платить перестали, но на работу люди все-таки еще наведывались. Однажды Коляна вызвал начальник Сергей Иванович по важному делу. Оказалось, нашелся богатый заказчик, готовый заплатить большие деньги за составление некоего проекта. Такой проект их «тройка» (Сергей Иванович, Котя и Колян) могла подготовить быстро. Но тут было одно «но». Даже, как выяснилось, целых два.

Первое: деньги на проект выдавались не трем фактическим исполнителям, а большому творческому коллективу, который срочно требовалось создать (хоть и на бумаге), со всеми персональными данными и подписями участников. С этим «тройка» достойно справилась, мобилизовав членов семей, родственников, соседей и редких оставшихся в городе знакомых. Перспективный проект неожиданно объединил ученых и педагогов, музыкантов и рабочих, студентов и людей без определенных занятий и профессий. Для каждого «тройка» придумала особое занятие. Например, соседка, бабушка Тася, со средним школьным образованием, в счастливом браке с зубным техником Моисеем Ароновичем нигде не проработала ни дня, но теперь, оставшись в одиночестве, очень нуждалась в деньгах. Проекту она ничем помочь не могла, но в списке исполнителей значилась «координатором мониторинга разработки нефтяных месторождений с применением углеводородного газа под высоким давлением».

Со вторым «но» дело обстояло хуже: представлять результаты совместного творчества нужно было в другом, неблизком городе. Там же следовало получать заработанную в немалом количестве наличность и бдительно увозить ее с собой. Понятно, что ни семидесятитрехлетний хромой Сергей Иванович, ни лёгонький Котя со зрением «минус восемь» на эту роль не годились. Выбор был невелик. Так Колян стал «кормильцем».

В «командировках» его отважно сопровождала Наташка, уже имевшая некоторый опыт перевозки (точнее, переноски) ценных вещей. Уже целых полгода она, доцент вуза, дома шила по заданному крою шубы из меха нутрии. Каждое готовое изделие она собственноручно доставляла работодателям в небольшой грязноватой сумке, в которой нежный мех маскировался вылинявшими полотенцами, свертком с пирожками, кефиром и — высший пилотаж! — прозрачным пакетом со старыми колготками и ношеным женским бельем...

Беспроигрышный способ транспортировки ценного груза, не раз спасавший женщину от грабителей и патрульных (мало отличавшихся друг от друга), был использован в «командировках». Перед отъездом «кормильцы» надевали непрезентабельную одежду, укладывали папки с бумагами в потрепанные полиэтиленовые пакеты с выцветшими рисунками и надписями.

На обратном пути пачки честно заработанных денег паковали в несколько слоев целлофана, заворачивали в грубую оберточную бумагу, местами заботливо промасленную. Потом ценный груз размещали в освободившихся пакетах и даже клали в открытую сетчатую «авоську», рядом с продуктовыми свертками и непременным кефиром....

«Кормильцы» возвращались на поезде в пятом часу утра, и тут для них начиналось самое опасное испытание. До шести в городе был комендант­ский час. Поэтому больше часа пассажирам приходилось кантоваться в замкнутом пространстве еще не разрушенного зала ожидания, под бдительным присмотром патруля.

Патрульные с равнодушными, непроницаемыми лицами медленно перемещались по залу, заглядывали в сумки, иногда вываливали их содержимое на затоптанный пол. Внимательно изучали билеты и паспорта. Одних пассажиров бесцеремонно обыскивали и, по результатам, порой били автоматными прикладами или уводили в неизвестном направлении. Других не били, но уводили сразу, без обыска. В это время дудаевские гвардейцы рьяно искали среди местных жителей потенциальных «шпионов»: несколько знакомых Коляна уже пострадали за мнимую «связь с ФСБ».

Трудно сказать, по какому принципу вычислялись жертвы. Забирали интеллигентных юношей с кожаными папками, базарных торговок с пузатыми клетчатыми сумками, замызганных бомжей без всякого имущества. Разумеется, багаж «кормильцев» мог бы очень заинтересовать и порадовать стражей порядка. Но, к счастью, их худая неприглядная русская пара обычно подозрений не вызывала.

Главное — не встретиться взглядом с патрульными, вовремя отвести глаза. Колян с Наташкой старательно «не смотрели» на патруль и, как заклинание, шепотом одинаково повторяли: «Только не меня!» И действительно, им везло, казалось, сам Бог оберегал их в «командировках».

Зато как желанно и приятно было после всех мытарств разносить по домам и вручать «зарплаты», пусть и небольшие, которые «тройка» честно делила со своими «сослуживцами»! В самом деле, здорово быть кормильцем...

Тем временем Витек нехотя признался:

 

 

Категория: № 1_2019 | Добавил: otchiykray (05.06.2019) | Автор: Юлия Артюхович
Просмотров: 262 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar