«Рушится гулко сердце…»

Бабье лето в Камышине
Так несказанно нежится душа,
   теплом и солнцем сентября согрета.
Немыслимо погода хороша
   в таком нежданном ренессансе лета...
Но тем острей и трепетней печаль
   души в барашках мимолётной дрожи:
Ведь осени прозрачней стала даль —
   душа смириться с этим разве может?
Унылых дней навязчивая явь
   постыла ей, как пленнику темница.
И как ты, Осень, пышно бал ни правь,
   ночей июльских тишь ей будет сниться.
Ни вернисажи скверов и лесов
   и ни листвы слетающей шуршанье
Ей не заменят птичьих голосов,
   их на заре июньской ликованья.
Твоих дождей докучливый мотив,
   свирепость ветров сердце угнетают,
Хоть и внушает ум императив
   принять тебя, но сердце всё витает
В весенних полднях, в летних вечерах,
   и холода твоей поры глубокой
Уже в преддверье в нём вселяют страх
   и хлещут по нему сухой осокой...
Вот так, с каких сторон бы ни взглянуть:
   душа не будет осенью согрета...
Ах, если б можно было упорхнуть
   по паутинке тонкой вслед за летом.

* * *
Пустынный парк. Лишь редкие прохожие
Спешат, не озираясь, по делам.
Да голуби пристроились скукоженно
На провод и не ждут уже тепла.
К друг другу прижимаясь вереницею,
Сидят, и ветер перья ворошит.
Как трудно быть сейчас зверьком и птицею,
Особенно когда запорошит.
Когда мороз своим урочным промыслом
Начнёт, не церемонясь, ворожить,
И у существ одни лишь будут помыслы:
О том, как этот холод пережить...
Пока лишь ветру по аллеям парка
Вольготно шастать и листву гонять.
И остаётся в качестве подарка
Его порывы южные принять.
И дождик слабый, еле моросящий,
И бледный диск в завесе облаков
Принять, но всё же холодок щемящий
Нельзя изгнать из сердца уголков.
И глядя на промокшие аллеи,
На площадь, где скучающий фонтан
До лета замер, где уже смелее
Печаль и Осень основали стан,
Спешишь и ты в смущении немалом,
Покинуть парк пустынный торопясь,
Где скумпия своим кострищем алым
Одна лишь душу греет, не скупясь.

Поэзия
Заповедная область реалий и грёз,
Откровений, надежд и крылатых идей,
Где интриги и драмы, как в жизни, всерьёз
Будоражат сердца утончённых людей.
Где заветами и манифестами впрок
Изобилует масса печатных листов.
Превосходен запал тех пылающих строк —
Перекинутых в строгую вечность мостов.
Там бравурных речей и молитвенных слов
О высоких страстях непомерен запас…
Из-за этого столько вскружённых голов
Уносил в безоглядные дали Пегас.
Участь всадников многих прельщает весьма,
И гарцующих в области этой не счесть,
Но взыскательна слишком Богиня сама.
И дарение подданства — редкая честь.
Только душам, особый имеющим лад,
От природы беспечность и бойкость дана
Забредать в эту область, не зная преград,
Что Поэзией сладко наречена.

«Облачко счастья»
Какое нежданное «облачко счастья»
   спустилось на площадь пред Домом Поэта!
Хотите — свой облик на фото украсьте,
   присев живописно на облачко это,
Уверовав в то, что Волошин безмерно
   обрадован был, если б вдруг в одночасье
Возник перед ним сей объект эфемерный, —
   душа уж конечно взыграла бы счастьем…
А если б вдобавок авто возле дома
   додумался кто-то «разумный» поставить,
Тогда уж, конечно, поэт всем знакомым
   явленье сие предложил бы восславить…
И, право, как было бы не восхититься
   при виде чудесного автомобиля,
Что мог так удачно в гармонии слиться
   и розовым цветом, и линией стиля
С приютом гостящих в Дому «обормотов»,
   которые джаз уж наверно ценили!
Недаром же здесь удосужился кто-то,
   и джазфестиваль, от ума, застолбили…
И «облачко счастья» спустили на милость,
   теперь кувыркаться на нём — вот потеха!
Но Вам бы такое, Поэт, не приснилось,
   и было б, скорее всего, не до смеха,
Когда бы узрели абсурдность момента
   (расчёт устроителям верным казался):
Машину пришпилили у постамента,
   чтоб всяк бутафорно «на память» снимался.
Увы, наш народец на броское тянет,
   а личность Поэта немногим знакома…
Вот куча шаров. Здесь счастливец и встанет,
   чтоб снимком, как фантиком, хвастаться дома…
Крым, Коктебель, август 2017

Забытая улица
Хлопают ставни, разбитые на беспощадном ветру.
Домики, людом забытые, в памяти как я сотру?..
Вот я иду по улице, там, где разруха сама,
Где сиротливо сутулятся брошенные дома.
Через калитку скрипучую виден крестьянский двор:
В жизнь былую, кипучую просится мысленно взор.
Хлев, курятник, сараи были когда-то крепки...
Время упорно стирает след хозяйской руки.
Как покосились дверцы, ржавы засовы все!...
Рушится гулко сердце, к мёртвой мчась полосе.
Вот крыльцо перекошено, где под навесом с резьбой
Мнится: в том доме брошенном дети толклись гурьбой.
Лавка трухою стала возле старинных ворот,
Звёздочка из металла душу огнём обожжёт.
Лёгким обвит туманом, ветками машет клён.
Пенсию ветерану не принесёт почтальон.
Улица, всеми забытая (Богом, властями, людьми),
Ставнями, ветром разбитыми, мир лиходеев клейми!

Воробьям
Шумливые мои друзья, воробушки — бесхитростные пташки…
Как снисходительно любуюсь я на все ваши повадки и замашки!
Когда чуть свет перед моим окном вы затеваете «разбор своих полётов»
И разлучаете меня со сном, на вас сердиться, право, неохота.
Спросонок кофе крепкого глотнув, с улыбкой наблюдаю за балконом,
Где вы, синиц и дятла — всех спугнув, понять даёте будто, что исконно
На всё права принадлежат лишь вам! И на кусок обветренного сала!
Друг дружке настучав по головам, клюёте ловко, не смутясь нимало,
Синичкам предназначенный паёк, но вы не уступаете им в этом.
Увы, и птичий мир — таки жесток, когда идёт делёж приоритетов…
И в стужу, в непроглядные дожди, и в зноя иссушающее лихо
Вы терпите, ведь часто жди — не жди, а нет погоды ласковой и тихой.
А всё же неуёмный вы народ: едва даёт природа передышку,
И гвалт такой порою настаёт, как будто обнаружили пустышку…
Иль призываете к порядку забияк, иль обсуждаете коварство местной кошки,
Что, вас едва завидев, так и сяк подпрыгивает дома на окошке…
А вы довольны: кошка далека, да и зима как будто на исходе,
И значит, будет снова жизнь легка, — чирикая, поёте гимн природе.