«Остаются книги и дети…»

1 марта нынешнего года исполнилось 100 лет со дня
рождения Юрия Абрамовича ОКУНЕВА (1919—1988),
видного волгоградского и российского поэта,
участника Великой Отечественной войны. Начиная
с 1948 года Окунев выпустил в Сталинграде —
Волгограде и в Москве пятнадцать книг стихов и прозы,
к которым после его смерти прибавилось еще
несколько изданий, составленных дочерью Еленой
Мандрика. Он был известен как переводчик стихов
татарских, узбекских, грузинских поэтов, выходивших
отдельными сборниками, включавшихся в антологии и
академические издания. Воспитанник Литературного
института легендарного предвоенного призыва, он сам
воспитал многих известных ныне волгоградских поэтов
и прозаиков, был необыкновенно чуток к молодым
авторам. В Волгограде на доме № 4 по улице Советской
установлена мемориальная доска, посвященная
известному земляку. Наш журнал печатает
воспоминания о Юрии Окуневе, стихи и прозу
из наследия писателя.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

«Остаются книги и дети…»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Москва. Дом литераторов. Слева направо: Маргарита Агашина, Юрий Окунев,
Павел Антокольский. 1956 г.

 

Слово о поэте и друге
Юрий Окунев прожил нелегкую и счастливую жизнь. Нелегкую — потому что у талантливого человека легкой жизни быть не может.

Счастливую — потому что дар его с юности попал на невероятно счастливую, благодатную почву: в Литературном институте, где он учился еще до войны, его друзьями, его братьями по стихам были Михаил Луконин, Сергей Наровчатов, Давид Самойлов, Николай Майоров, Михаил Кульчицкий, Павел Коган, Борис Слуцкий. Было кем восторгаться, с кем спорить, у кого заимствовать и учиться! Среди этих ярких, как на подбор, удивительных дарований вырос и занял свое место лирический голос Окунева. Учителями этой блистательной плеяды молодых поэтов были Илья Сельвинский, Владимир Луговской, Павел Антокольский. Счастливая судьба!

22 июня 1941 года все эти прекрасные молодые ребята вступили в ряды истребительного батальона и ушли на фронт. Вернулись не все. Окунев дошел до Берлина и вернулся...

Я называю судьбу Юрия Окунева счастливой еще и потому, что кроме таланта поэта был у него великий талант — любить.

Больше всего на свете любил он дело своей жизни — поэзию. Как никто, умел радоваться удачным стихам товарища. Мог среди ночи, неожиданно разбудить телефонным звонком и, захлебываясь восторгом, читать стихи молодого поэта. Годы отдавал воспитанию юных — учил, советовал, подбирал стихи, добивался публикации, приводил к нам, в Союз писателей, к себе, в набитую книгами квартиру. «Учитель, воспитай ученика» — не у каждого из нас есть право гордиться своими учениками. У Окунева это право было.

Он любил людей. Не уставал им удивляться, восхищаться их мужеством, терпением, красотой.

Он любил наш город. Он видел его в руинах, когда, еще студентом, в 1946-м приезжал в Сталинград с выездной редакцией «Комсомолки».

Давно нет руин. Но каждая городская новость всегда радовала его, как ребенка: новый мост через Пионерку или здание ТЮЗа, открытие училища искусств или первые троллейбусы на улицах города, и речной вокзал, и — конечно же! — симфонический оркестр, и просто — буйство сирени на набережной.

…В последний раз я видела его за три дня до кончины. Он и в больничной палате восторженно читал стихи старого друга, поэта-фронтовика. Беспокоился о книге товарища, издающейся в нашем издательстве. Говорил о своей последней любви. Ее зовут Елизавета. Это его внучка. В день похорон деда ей исполнилось два месяца.

Жизнь продолжается.

Остаются на земле книги и дети.

Маргарита АГАШИНА
Апрель 1988 г.

 

 

Нам было у кого учиться...
Как-то Маргарита Константиновна Агашина сказала: «Учительница я никакая, уж если кто и может научить чему-то молодых, так это Окунев». И позвонила ему. И по этой телефонной ниточке я пришла к Юрию Абрамовичу. К удивительному человеку с вдохновенной душой и великим, очень подвижным терпением к нам, его ученикам. Их было много, но не о них теперь речь, а о нем, о Юрии Окуневе, наивно и искренне влюбленном в жизнь.

Он был из тех, кто умел ставить на крыло, умел рукою мастера пройтись по школьным строчкам — и преобразить их тончайшим дуновением пера. Он, профессионал, казался нам ровней. Он был товарищем и педагогом, собеседником и экзаменатором, сочинителем и романтиком. Учителем.

А каким рассказчиком — заслушаешься-засмотришься! Ибо перед слушателем-зрителем разыгрывался целый спектакль-воспоминание. А вспомнить Окуневу было о чем, ведь его жизнь вместила встречи с Ильей Сельвинским, Павлом Антокольским и Владимиром Луговским, Михаилом Лукониным и Николаем Отрадой, Сергеем Орловым и Николаем Глазковым. Окунев много писал о них, но более любил вспоминать, и ему нужна была аудитория: ученики, читатели, дочери.

Как и многие студенты Литинститута, Юрий Окунев ушел на Великую Отечественную добровольцем, дошел до Берлина. Конечно, фронтовая тема всегда являлась одной из главных в его творчестве, и тем более значение таких стихов возрастает с годами, отделяющими нынешнее отечественное бытие от вечного далёка, откуда поэт мудро смотрит на всех, на меня... Открываю его книги и читаю:

 

Им в двадцать два пришлось спасать
Всё, что в веках прекрасно.
Их гибкость юная, их стать,
Их вспыльчивость, их страстность
Вели не к лестницам витым
И не в покой к Джульетте —
На битву сквозь огонь и дым,
На выручку к столетьям.
Ведь сразу с искренностью всей
В сражениях сказались.
Они от юности своей,
Не дрогнув, отказались.

 

Отказавшись от своей юности, фронтовики спасли юность послевоенных поколений.
Я счастлива, что знала многих защитников Отечества, а значит, моей судьбы, жизни сына, внучки. Их все меньше рядом с нами, великих стариков, они уходят и уходят, и о каждом можно сказать стихами Окунева:

Есть память. Люди. Даты.
Его живого — нет.

Но есть неповторимый окуневский образ: детская удивленность миром, порывистость, сердечная отзывчивость, неиссякаемая устремленность к открытию новых и новых талантов.

В его квартире на Комсомольской, когда бы я ни пришла, звучало фортепиано: дочери Юрия Абрамовича, красавицы Ольга и Елена, музицировали. Я сблизилась с Еленой, она была старше сестры и свободнее в общении. Глядя на нее, я представляла библейскую Соломею. Почему-то казалось, что судьба у Лены будет необыкновенной. Так и случилось — она сочиняет интересную музыку, песни.

— Лена, — звал Юрий Абрамович, — иди к нам, сегодня читаем Цветаеву и слушаем Берлиоза!

Иногда слушали песни Лены.

Однажды Юрий Абрамович позвал меня на день рождения.

Я опаздывала, в подъезд дома буквально влетела. У лифта стоял человек с тортом в руках, почему-то подумалось: «К Окуневу». Вместе вошли в лифт, он нажал нужную кнопку, сказал:

— Давайте поменяемся тортами, все равно они встретятся на одном столе!

И представился:

— Виктор Урин, гражданин мира.

Я, смешавшись, ответила:

— Зачем же меняться, раз мы идем к Окуневу?

В общем, продемонстрировала отсутствие юмора. Зато Урин (мало известный нам доселе муж Маргариты Агашиной) был, мягко говоря, странноват. В разгар застолья он остановил и без того еле слышно звучащую пластинку и пригласил меня на танец. Боясь опять показаться недогадливой провинциалкой, я согласилась, и в полной тишине, под молчаливое, внимательное созерцание собравшихся мы проделали несколько танцевальных па, после чего Урин возвестил:

— Музыка должна звучать в душе!

И тут Окунев, по-детски переживавший, что всё внимание присутствующих отдано Урину, воскликнул:

— Женщина — вот музыка!

И галантно поцеловал мне руку, хитро, торжествующе подглядывая при этом за именитым гостем. Все зааплодировали, а Окунев засмеялся: переиграл самого Урина!

Юрий Абрамович был большим ребенком, всерьез воспринимая всё незначительное, житейское, зато никогда ничего не делал специально. Для него не существовало поэтов средних и важных: «Поэт есть поэт, — говорил Окунев. — Поэту разрешается быть только великим». И тут же вспоминал об Ахматовой, Заболоцком, Луговском, больше всего — о Сельвинском.

В семинаре Ильи Сельвинского Окунев учился в Литинституте, их отношения сохранились вплоть до смерти именитого наставника. В первое время после этого Окунев непрестанно говорил о Сельвинском. Помню, как цитировал глубокие по смыслу строки: «Берег письменного стола, океан за ним — Тихий, Великий…» Однажды сказал:

— Сельвинский единственный, кто так написал о Сталинграде, слушай: «Здесь ярости ликующий порыв, здесь честь рождает честь, а слава славу». Каково, а?

По своему обыкновению, Юрий Абрамович преувеличивал: о Сталинграде замечательно писали многие поэты, те же Долматовский и Луконин, но Окунев есть Окунев — всегда восторг и порыв, тем более что речь шла об ушедшем учителе.

Кстати, «лирическим лириком» назвал Окунева именно Сельвинский.

Окунев рассказывал, что Сельвинский необыкновенно чувствовал слово, мог определить творческий почерк любого поэта. Только не в случае с Беллой Ахмадулиной. То есть он, разумеется, знал ее манеру письма, цитировал стихи, но однажды признался Окуневу:

— Я не понимаю, как она это делает. Загадка!

«Это» означало мастерство.

— Кто из современных поэтов останется в литературе, как узнать его уже сейчас? — и об этом однажды зашел разговор.

Окунев, конечно, опять блеснул:

 

Бывают строки из жемчужин,
Но их недолго мы храним:
Тогда лишь стих народу нужен,
Когда он дышит вместе с ним.

 

— Ну, угадай, чьи это стихи?.. Сельвинского! — и счастливо заулыбался.

Вспоминаю, какой была я, начинающая поэтесса! Я толком не знала ни классической, ни современной поэзии (считая, видимо, что всё начинается с меня), не умела сосредоточенно вслушиваться в божественный эфир, не умела корпеть над словом. Может, и не сильно хотела этого, ведь в жизни были и спорт, и учеба, и подруги, были всякие юные мечты и заботы. Но поэзия не отступала.

Окунев, этот мудрец, этот «лирический лирик», заставил понять, что без знания родной культуры поэт состояться не может. Именно в те годы я начала формировать домашнюю библиотеку, стала «осваивать» музеи, театры. Книга становилась необходимостью.

В один прекрасный день я показала Юрию Абрамовичу зарисовку для газеты — к его юбилею. Помню, начиналась она словесным портретом поэта, что-то вроде: «Мне открыл дверь человек с живыми глазами, стремительный, почему-то похожий на японца...» Окунев прочитал, театрально походил по комнате, сложив на груди руки, остановился у стола и, значительно, опять же театрально глядя на меня, сказал:

— А ты будешь писать прозу.

Меж тем созревали стихи, их уже набралось три тетради. И в 1968 году состоялась моя первая публикация в газете «Молодой ленинец» с предисловием Юрия Абрамовича. Это была целая полоса! Огромная страница! Как раз открылась областная комсомольская конференция, и мои стихи лежали на спинке каждого кресла в театре. Помнится, я купила, наверное, сто газет, шла по городу счастливая, и мне казалось странным, почему никто-никто не знает, что я — это я?..

 

Я скоро стану хулиганкой
И над собой захохочу,
Надену платье наизнанку,
В деревню к деду укачу.
Схвачусь за жёлтый угол лета
И в промолоченном краю
В чудных восторженных куплетах
Собак и кошек воспою.
Пропахну вся водой и мёдом,
И клевер вклеится в стихи,
Как будто бы я знала сроду,
Откуда родом лопухи...

 

В предисловии Юрий Абрамович написал: «Два года я не разрешал Тане Батуриной печататься...» Да, это так и было и казалось излишней строгостью, но теперь-то я знаю, что поэт — это еще и характер, главное в котором — терпение и труд. А венчает творчество любовь.
Дай Бог когда-нибудь написать, как Окунев:

 

И за судьбу стихов моих тревожась,
Тут память сердца не смогла смолчать:
— Когда ты о любви писать не сможешь,
Не сможешь ты о Родине писать!..

Татьяна БАТУРИНА

 

Хозяин сталинградской поэзии
Да, именно таким виделся он нам — послевоенным желторотым начинающим... Он был нашим маяком, непререкаемым авторитетом, учителем, наставником, мастером. Речь, как вы понимаете, идет о Юрии Окуневе, именуемом и Юрием Абрамовичем, и Израилем Абрамовичем, и просто — Окуневым.

Это была заметнейшая, яркая фигура в трудном, голодном, нищем времени. Его неукротимая одержимость поэзией, какая-то лихорадочная энергетика, фанатичная преданность таинству русского слова — завораживали, влекли и вдохновляли. И руководимая Юрием Окуневым студия молодых поэтов при редакции газеты «Молодой ленинец» была тогда под стать учителю — сгустком страстей и надежд, возвышенных радостей, а порой и разочарований. Я воздержусь от оценок творчества нашего дорогого Израиля Абрамовича. Это гораздо лучше меня сделали и еще сделают критики и литературоведы. Мне хочется вспомнить только, быть может, бытовые эпизоды, незабытые моменты наших встреч и контактов в те далекие и непростые годы...

У Юрия Окунева всегда были свои литературные любимчики. И было это хорошо, ведь каждый мог претендовать на такое повышенное внимание. Основным, если можно так сказать, любимчиком (безо всякой слащавости этого слова) числился тогда красавец, талантливый приверженец рабочей поэзии Артур Корнеев. Я помню, как Окунев торжественно говорил мне, подняв кверху указательный палец и раскачивая им: «Он (Корнеев) может далеко пойти... Смотри, как просто и ясно написал он о дружбе с Болгарией — «Мы давно письмо хотели вам по-русски написать...» Это о болгарских школьниках. Здесь все сказано. И ничего лишнего. И всё понятно. Учись — наставлял он меня, — учись».

Прошло время, и я тоже стала его любимицей. И это уже на всю жизнь. Даже будучи на смертном одре, он позвал меня, приехавшую тогда в Волгоград с какой-то делегацией, и лежа на больничной койке, привстав, пытался говорить мне что-то хорошее... И тут у него случился приступ. Прибежали врачи с уколами. Меня (я была с кем-то из наших поэтов) попросили выйти из палаты. Вскоре Юрия Абрамовича не стало...

Но, впрочем, как недостоверно и несправедливо это слово «не стало». Ну вот же — пишу я о нем, думаю, вспоминаю. Благодарю судьбу за прекрасные первые уроки мастерства, преданности этому великому зову души, называемому поэзией, умением кое-что понимать в высотах настоящего творчества. Воспоминания мои об Окуневе, несмотря на горечь потери, безвременность его ухода, — все равно скорее оптимистичные и даже веселые. Такой уж это был замечательный человек, живущий на свете по-своему светло и счастливо.

И хочется просто вспомнить какие-то отдельные эпизоды из этой незаурядной жизни, полной порою курьезов и иронических сюжетов...

Вот, например, впервые напечаталась я в «Молодом ленинце», но без «санкции» учителя Окунева. Радостная, с газетой в руках бросилась я навстречу ему на улице (а его часто и запросто можно было застать гуляющим по городу). «Юрий Абрамович! Читали? — протянула я благословенную газету. — Читали? А?» — «Читал, читал», — как-то хмуровато ответствовал мэтр. «Ну?» — не унималась я. «Что ну? Разве ты не чувствуешь, что нельзя рифмовать: Сталин и развалин?»

Эти строчки были такими:

 

Разбили ненавистного врага
Под руководством Вашим, вождь наш Сталин.
Теперь мы так же Волги берега
Победно возрождаем из развалин.

 

Окунев выразительно покрутил пальцем у виска и не унимался: «Надо же! Сталин — развалин, Сталин — развалин...»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Очень он меня, глупую, смутил и огорчил. Но какой преподал урок! Помню и очень смешные эпизоды... Однажды встречаю я Окунева в Москве на улице Горького возле какого-то магазина. Радостно бросаюсь ему навстречу: «Израиль Абрамович! Израиль Абрамович!» Он улыбнулся, тоже радостно, посверкивая красивыми черными глазами, а потом вдруг сменил выражение лица и тихо, почти шепотом сказал мне: «Уходи отсюда!» Я просто опешила. «Как это — уходи?» И он скороговоркой объяснил: «Тут одна... ну, одна женщина сейчас должна выйти. Я ее жду, понимаешь?..» Вот и ушла я в тот раз, не пообщавшись с дорогим учителем. Было, конечно, обидно. Позже, прочитав строчку Окунева «Я очень занят, я влюблен», я уже светло вспомнила тот случай.

А еще помню — ходила я, как говорится, «на сносях», на девятом месяце. Гуляла по Аллее Героев с такой же огромно-беременной подругой Людой Михайловской, женой известного волгоградского скульптора Алексея Криволапова, впоследствии трагически погибшего. Так вот, гуляем мы с огромными животами. Видим — Окунев тоже гуляет неподалеку. Мы с Людой подмигнули друг другу и, догнав его, пристроились по бокам. И шагаем вместе с ним. Молчим. Окунев хотел было увернуться от нас. Но мы затеяли какой-то разговор, наверное о поэзии, и бедный наш невольный пленник как-то виновато прогуливался вместе с нами. Со стороны это была наверняка веселая картинка...

Я хорошо помню, как познакомилась с супругой Юрия Абрамовича — Ниной Афанасьевной. Какое впечатление произвела на меня тогда эта молодая красивая женщина. Дело в том, что в те годы все «бредили» итальянским неореализмом, кино, с его замечательными актрисами — Лючией Бозэ, Сильваной Помпанини, начинающей Клаудией Кардинале. И вот, приглашенная в гости к Окуневым, еще в их коммунальную квартиру на улице Мира, вижу я перед собой черноволосую красавицу итальянку. Точь-в-точь как в кино. Я была и поражена, и восхищена этим выбором дорогого моего учителя. Нина Афанасьевна Окунева-Мандрика, родом из Белоруссии, долгие годы была верным и преданным другом своему мужу. Нежная, заботливая, хозяйственная. Господи, если бы не она, как бы жил он — мало приспособленный к будничным делам стихотворец и меломан, романтик и мечтатель! Не умеющий практически ничего, ничего на свете, кроме как писать, читать и редактировать стихи. А это, как известно, — вещь эфемерная, и не кормит. Правда, в конце сороковых и начале пятидесятых годов Юрий Окунев несколько лет трудился редактором Сталинградского книжного издательства, день изо дня готовя к печати в сложные сталин-ские годы не только стихи, но и художественную прозу своих товарищей по перу.

...Сейчас в наш прагматичный, жесткий век люди, подобные Юрию Окуневу, думается, совсем перевелись на нашей бедной земле. Поэтов называют порой чуть ли не бездельниками, «благородными нищими»… Но немало и тех, для кого слово «поэт» по-прежнему звучит и таинственно, и гордо, в том числе и для молодежи, старшеклассников. Наверняка здесь сказываются «гены», которые прививали их бабушкам и дедушкам полвека назад лучшие волгоградские поэты. В том числе и дорогой нашей памяти Юрий Абрамович Окунев.

Людмила ЩИПАХИНА

 

 

Категория: № 1_2019 | Добавил: otchiykray (07.06.2019) | Автор: Людмила Щипахина
Просмотров: 351 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar