Валерий Белянский. Три рассказа

 

Страницы:    1    2

 

Чимкент

Пушкинский зал местного отделения Союза писателей заполнял ровный желтоватый свет. На небольшом подиуме тускло отсвечивал бюст великого поэта и мерцало поистершейся полировкой фортепьяно. Только что закончилось занятие литобъединения, и несколько начинающих поэтов и прозаиков, сдвинув стулья, остались на легкий сабантуй. Это давно ставшее традиционным действо не только временно поднимало настроение, но и подводило итоги очередных обсуждений, продолжало споры, не успевшие во время занятий прийти к какому-то итогу. И наконец, давало возможность обсудить в неформальной обстановке случившееся за прошедшие две недели.

Ершов и поэт Юрий Леман, дернув по полстакана сорокаградусной, переговаривались в сторонке:

— Как на работе, Володь?

— Да как... Увольняться, наверное, буду.

— Что так? Начальство зажимает?

— Нет, с этим как раз всё в порядке. И с начальством, и с подчиненными. Платят мало. Премию за два года только один раз дали, порт план не выполняет. А у меня свой план — жена, дочка, бабушка... Не хватает хронически. И соблазнов тут миллион. То дефицитной судовой краски просят продать. То аккумулятор за неплохие деньги клянчат. В примитивного ворюгу превращаться не хочется...

— А ты иди к нам. Будешь разъезжать по городам и весям, заниматься пусконаладкой. Оборудование пищевое, мясомолочное. И зарплата неплохая, и премия только от тебя зависит, и командировочные...

— Не-е-е... Я человек домашний. Путешествовать, конечно, люблю, но полностью кочевая жизнь не по мне.

— Чудак-человек! У нас ребята за два-три месяца объект пускают, а плана там на полгода. Они процентовки разбивают по месяцам, у секретарши печати ставят на несколько командировочных, а потом только к нужному поезду или автобусу выходят, чтоб взять у пассажиров или у проводников использованные билеты. Получают зарплату с премией, командировочные, по рублю в день за проживание без предоставления квитанций. А сами или дома сидят, или шабашат где-нибудь. Так что подумай. Специфику пищевого оборудования ты быстро освоишь. Инженер, он и есть инженер...

 

*  *  *

Через пару недель Ершов сидел перед начальником технологического участка пусконаладочной организации.

— Для начала пошлем тебя с опытными мастерами. Присматривайся, на ус мотай. На следующий объект уже сам поедешь. В Среднеазиатском управлении совсем нет добротных наладчиков. Монтажники у них сильные, а вот с пускачами — беда. Вот мы и командируем им людей в Чимкент на пуск двухсоттысячника. С тобой поедет Дедков Сергей Иваныч, опытный специалист. А от электротехнического участка — Попович Семен. Тоже зубр. Объем там огромный, сметы вам троим на полгода хватит, а то и больше.

 

*  *  *

Прямой рейс на Ташкент был только дважды в неделю. Чтобы не терять времени, отправились через Москву. Приключения начались уже в Домодедове. Ночь при пересадке пришлось коротать в переполненном зале ожидания. Ершов нашел картонный ящик, развалил его и, перемахнув через прилавок газетного киоска, устроился на полу.

«А молодой-то соображает», — переглянулись ветераны Дедков с Поповичем. Впрочем, какие ветераны — обоим лет по пятьдесят. Но Ершову тогда они казались безнадежными стариками. В огромном аэробусе наконец-то толком выспались.

Ташкент встретил ярким солнцем и елейной улыбкой начальника управления. О Ефиме Петровиче Скаленко Ершову уже успели рассказать: мужик пробивной, отчаянный. Кличка Басмач. И ведет себя соответственно — нахраписто, уверенно. Добиваться своего умеет.

— Гости дорогие, не хотите ли ко мне перейти? Фрукты, тепло! Оформим переводом. Приедете сразу в новые квартиры! А то у меня с наладчиками полный завал! — сразу взял быка за рога Басмач.

«Старики» переглянулись.

— Спасибо, конечно, но у нас жизнь дома налаженная. Ты вон молодого уговаривай!

— А что, парень! Давай к нам! Семейный?

— Да. Жена, дочка.

— Ну вот, сразу трехкомнатную дадим!

Господи, как же Ершов благодарил себя потом, в девяностые, за осмотрительность! За то, что не купился тогда на новую трехкомнатную вместо своего полуподвала из двух клетушек по двенадцать метров.

— Я подумаю.

— Вот-вот, подумайте, мужики! Переночуете здесь в комнате для гостей. А завтра с утра в Чимкент. А пока на Ташкент посмотрите. Витя! — крикнул Скаленко своему водителю. — Провези ребят по городу, шашлыками угости. А потом сюда, в гостевую.

 

*  *  *

Вечером в трехкомнатной гостевой, с кухней и просторным санузлом, под водочку шла неспешная беседа.

— Зря отказался, — пенял Ершову Дедков. — Видишь, у Басмача размах какой? Будь я помоложе да с нормальной ногой, точно б переехал.

У Сергея Иваныча левая ступня была исковеркана. О том, как это случилось, рассказывал он не впервой, с каждым разом добавляя новые детали:

— Мездрилку пускал... То ли соль попалась сырая, то ли отверстия в бункере слишком мелкими были, только из него на транспортер, по которому подавалась в вальцы шкура, ничего не сыпалось. Народ на обед ушел, цех пустой, а я потихоньку ковыряюсь. Включу транспортер, встаю на него с дрелью и еду. Как только подъеду к вальцам, переваливаюсь через край бункера и сверлю, задрав ноги над лентой. Расширяю отверстия. Заработался, бдительность потерял и поставил одну ногу на транспортер. А ее тут же в вальцы. Кнопка далеко, отключить не могу, и в цеху никого... Пока на крик прибежали, пока отключили, мне всю ступню затянуло. Ногу спасли, но с ней теперь мучение одно. С обувью проблемы. Покупаю только мягкую. Да еще особые стелечки прокладываю. А уж как на погоду ноет!.. В конце концов решился было совсем отрезать ступню эту к чертовой матери. Но тут отговорили меня, неожиданно.

Сижу как-то на пляже. В стороночке, чтоб людей своим увечьем не пугать. Подходит один, раздевается. Смотрю, а у него ноги нема по колено. Разговорились. Он мне жалуется, я ему. О моем решении узнал и тут же возражать начал. Мол, как ни тяжело, а ногу старайся сохранить. Отрежешь ступню, а она болеть не перестанет. Фантомные боли ничуть не слабее реальных. А во-вторых, даже самая плохонькая нога лучше протеза.

Так и убедил.

 

*  *  *

Утром на автобусе отправились в Чимкент. Когда проезжали огромные заросли камыша, Попович сказал:

— Здесь в камыше есть делянки с маком. Их только с вертолета можно обнаружить. Находят, жгут, а они снова появляются.

Сто двадцать километров через горы преодолели за два часа. Чимкент Ершову понравился. Тихий, уютный городок с раскидистым парком. Вдоль улиц арыки, на перекрестках дымят мангалы. Сорок копеек шампур. Здесь же огромные казаны с вкуснейшим пловом. В магазинах небывалое — свободно в продаже растворимый кофе. А в книжный хоть не заходи: и Астафьев, и Ремарк, и классика русская, и фантастика, а на любителя — дефицитнейшие «Библиотека поэта» вместе с «Литературными памятниками»...

— Ты бы еще по селам ближайшим проехался, — советовали местные. — Там вообще на русском ничего не берут.

Но Ершову хватило и городских магазинов: в самолете потом пришлось платить за перегруз. А еще местные хвалили свое пиво:

— У нас завод по чешской технологии построен. Только в Москве такой есть!

Ершов не стал разочаровывать ребят, рассказывая, что в Волжском работает такой же.

 

Устроились в общежитии. До комбината приходилось ездить с пересадкой. Но «старики» быстро нашли в этом выгоду. От одного автобуса до другого шли через рынок. Дружно останавливались попробовать кишмиш, курагу, орехи, свежий виноград, нарезанные дыни. Смена автобусного маршрута происходила одновременно с обильным наполнением желудка вкуснейшими восточными дарами. Правда, халява длилась недолго. Уже к концу первой недели продавцы, понявшие, что эти ничего не возьмут, кидались прикрывать товар при приближении наглой троицы:

— Иди! Иди отсюдова! Иди давай!

 

*  *  *

Ершов потихоньку вникал в суть производства. Механика, она везде механика, а секреты технологии раскрывали «деды». В какой-то момент попросил:

— Дайте мне что-то самому в наладку.

Дедков почесал макушку:

— Займись фасовочным автоматом на маслолинии.

Фасовка занимала небольшое отдельное помещение, и Ершов с удовольствием возился там, приводя механизмы в рабочее состояние. Через пару дней попросил Поповича кинуть на автомат напряжение и уже на скорости формовал пакетики из пергаментной бумаги. Пока еще без содержимого. До приемки продукции было далеко. Тут и там подчищали огрехи монтажники и даже строители.

Как-то, отключив ток, Ершов пошел обедать. Посмаковал полюбившийся лагман, который сначала, накрошив в жидкость лаваш, ел как первое, а затем и как второе. Не слишком торопясь вернулся в цех. Нажав кнопку «Пуск», присел от неожиданности: было такое впечатление, что раздалась пулеметная очередь. Мгновенно отключив питание, он глянул на операционный стол: в формовочных углублениях и на поверхности стола валялись изуродованные электроды. Пара из них, отлетев к стене, отколола свежеуложенный кафель. На полу валялась маска сварщика. Хорошо, что там, где стоял Ершов, был металлический отбойник, но пришедшему из столовой сварному досталось, что говорится, не по-детски.

— Ты мозги-то включай! — кинул ему Ершов. — Тут наладка идет, а он причиндалы свои где попало бросает!..

Правда, и себя Ершов ругал: стол повнимательнее оглядеть надо было, перед тем как на «Пуск» нажимать...

 

*  *  *

По вечерам в общежитии велись долгие разговоры за чаем, а то и за бутылкой. Рассказывал все больше Дедков. Попович молча кивал или коротко добавлял. А навидались они за свою командировочную жизнь всякого.

— А помнишь кота в Чаадаевке? В гостинице? Мы, Володя, его дармовой сметанкой подкармливали. Так котяра этот в знак благодарности мышей всю ночь ловил и к двери нашего номера тащил. Выложит их перед дверью аккуратненько в ряд и сидит: мол, не зря сметану ем. Уборщица и ругается, и смеется.

— А как ты с Маминым и Папиным в Пензу ездил?

— Ну да... Были у нас такие кадры, в производственно-техническом отделе. Мамин и Папин. Приехал с ними в командировку, заселяемся в гостиницу, а администраторша смех еле сдерживает. Где, говорит, Бабкина забыли?..

— А как в Волжском механика убило?

— Да... Там сепаратор плохо собрали, его и развалило. Скорость вращения сумасшедшая, по цеху тарелки пошли летать. А они острые...

— А Колю-ливера помнишь?

— Такого не забудешь. Вот кадр был!.. В столовой, пока в очереди стояли, по пять пирожков уплетал. На кассе, понятно, их не оплачивал. А в Белинском идем, помню, с работы, а рядом чьи-то гуси топают. Коля одному шею круть — и за пазуху. Еле впихнул. Вечером шулюм варили.

Неспешная беседа с воспоминаниями переваливала далеко за полночь.

 

*  *  *

Когда в конце месяца уезжали на «перекомандировку», Ершов спросил у монтажников, как тут в ноябре с погодой.

— Градусов пятнадцать-двадцать. Тепла. Мы еще купаемся в это время.

Возвращаясь в Чимкент, он оделся соответственно: легкая куртка, без шапки и шарфа. И действительно пятнадцать градусов. Только мороза. Да еще в бесснежье, с продирающим до печенок азиатским ветерком. В общем, через неделю все радости жизни — температура, сопли, кашель. Дня три еще выходил на работу, потом свалился совсем. Отлеживался в общаге.

Однажды вечером к Ершову подсел на кровать озабоченный Дедков:

— Езжай-ка ты, Володя, домой. Процентовки пораньше подписали, отвезешь. Подлечись, а то кашель уж в приступы превращается... А мы в этом месяце на перекомандировку не поедем. Чего туда-сюда мотаться? Отдай процентовки и скажи, чтобы нам зарплату сюда перевели, на главпочтамт. Завтра как раз прямой рейс из Ташкента. Короче, утром на автобус, вечером ты уже дома.

 

*  *  * 

Билетов на прямой рейс не было. Ершов сходил в медпункт. Ему померили температуру и определили в очередь на «подсадку». Впереди были женщина с ребенком и мужик, летевший на похороны. Сзади пристроился таджик с женой, почти не говоривший по-русски. Ершову не повезло — оказалось только два места. Угрюмо поплелся с сумкой в угол. На гостиницу денег не было — в обрез хватало на билет. Опять же, сидеть четыре дня в аэропорту с высокой темературой — совсем не улыбалось. Кто-то тронул за рукав.

— Волгоград... ехать... — на него смотрели глаза таджика, почему-то большие и круглые.

— Тю-тю. Теперь только во вторник.

— Надо... Волгоград...

— Можно через Москву. Но это дороже.

— Давай... — таджик протянул два паспорта и деньги.

— У меня это... денег не хватает через Москву лететь.

— Давай... — еще несколько купюр появились в протянутой руке.

Ершов бодро вбурился в очередь у кассы.

Через пару часов в самолете заверял таджика:

— Я вышлю сразу же. Напиши адрес.

Тот передал бумажку жене, и она, высунув кончик языка, несколько минут старательно выводила на ней печатные буквы. Таджика звали Додо, ехал он на свидание к брату в тюрьму.

 

*  *  *

В Москве пришлось почти половину ночи сидеть в ожидании вылета в Волгоград. Додо вопрошал, где можно поесть. Ресторан был уже закрыт, и Ершов отвел семейство к буфету. Те набрали пирожков и кофе. Угощали и Ершова, но тот скромно взял булочку с маком и чай — и без того долг подбирался к четвертной.

Утром в Волгограде пришлось просить у Додо еще и на экспресс до города. Зато подсказал, где им выйти, чтобы быстрей оказаться возле тюрьмы.

— Разгу... лаевкай?

— Разгуляевка, Разгуляевка... Вон туда, прямо иди, не промахнешься.

Добравшись до дома, Ершов первым делом взял деньги и отправился на почту переслать четвертак своему спасителю. Через два месяца деньги вернулись за невостребованностью...

 

*  *  *

Прошло четыре года. Ершова послали в Астрахань заключать договор на капитальный ремонт линии розлива молока. Соседом по номеру оказался мичман­подводник с Северного флота, начальник вещевого склада. Флотский хозяйственник в пух проиграл «одноруким бандитам» на железнодорожном вокзале и теперь сидел без денег. Ершов ссудил того на телеграмму, кормил и платил за гостиницу, пока через четыре дня не пришел перевод. Счастливый мичман записал адрес и божился, что вышлет деньги сразу по прибытии. Не выслал.

— Вот и славно... — подумал Ершов. — Выходит, я хоть так с Додо рассчитался...

 

 

Страницы:    1    2