Глава 5. Сталинград

Писем было немного, но каждое «Настя, любимая моя женушка...» будоражило неизжитой по сей день любовью. Аркадий Цукан чувствовал это без сюсюканья и лишних слов. «Вот только сам я с этой любовью не нужен никому», — думал он с пьяной безжалостностью. Водка скручивала, суживала его, хотя он старался ей противостоять. Почав третью бутылку, еще мог держаться на стуле, только вот голова клонилась к столешнице. Когда ударился лбом об стол, разметав письма, выдохнул: «Все, шабаш!» Дотащился с трудом до кровати и рухнул не раздеваясь.

Утро было такое хмарное, что лучше бы не просыпаться. Голова гудела медным колоколом. Из куска провода и двух бритв соорудил на скорую руку кипятильник, заварил крепкий чай и стал пить его по-сибирски, добавив в стакан граммов пятьдесят водки. А потом снова стал читать письма и вспоминать то, что, казалось, сгинуло навсегда. Помнились фамилии, слышались голоса с характерным хохлацким говором или волжским оканьем и ощущалась та запредельная связь с неким потусторонним, неведомым миром, которую открыл он вдруг в себе, попав на передовую.

Жена отвечала короткими ласковыми письмами, но в них проглядывали надуманность, фальшь, словно это писалось совсем не ему. И это возбуждало в нем ревность и злость на тех, кто остался в тылу...

Читать далее